ПРИГОВОР

Из записок военного корреспондента 2-й Ударной армии

6 марта 1942 года генерал Власов, громадный, похожий на вздыбленного медведя, в окулярах на широком носу, со скуластым лицом «пещерюги» (так прозвали его солистки нашего ансамбля), приехал на Волховский фронт с маршалом Ворошиловым и командующим ВВС Новиковым. Было известно, что командующий фронтом К.А. Мерецков на совещании «пожаловался», что он не просил Власова к себе заместителем. Но Ставка настояла, прислав его для «применения опыта подмосковной победы». 20-я армия, которую возглавлял до этого Власов, освободила Солнечногорск, за что ему присвоили звание генерал-лейтенанта и наградили орденом Боевого Красного Знамени. О нём в то время очень лестно писали в газетах. В ответных речах и статьях он за всё благодарил и славил одного Сталина, о чём, кстати, упомянула в своих очерках приезжавшая к нам французская журналистка Эв Кюри.

Власов, не стесняясь, намекал нам, что в случае успешного наступления на Любань Мерецков, как бывший начальник Генштаба, вновь будет отозван в Ставку, а он останется вместо него.

Но успех не пришел. Посланный во 2-ю Ударную армию Власов не смог отбить у немцев ни Мясной Бор, ни Красную Горку. Немцами командовал генерал Линдеман. Потом, когда беглого Власова приведут к нему, он польстит Линдеману - назовет его армию непобедимой...

Незадолго до бегства к немцам Власов отпросился на побывку - на родину, на Волгу, в сельцо Ломакино, и отвёз туда памятник отцу. Из гранита был изваян бюст бородатого и лобастого мужика с крестом на шее - тот был церковным старостой, кулаком и эсером. «Отцу - от сына» - гласила надпись на надгробье.

Эсеровскую закваску Власов глубоко прятал все годы своей карьеры. Ради неё, будучи военным советником у Чан Кайши, он «разработал» тому рапорт на его соперников, за что удостоился похвалы и высшего ордена Золотого Дракона.

Товарищи по группе советников исключили его за это из партии, но московские доброжелатели сделали все, чтобы замять дело.

Посланный для инспекции в 99-ю пограничную дивизию Власов не скрыл, что она оказалась передовой, но накатал рапорт на комдива за изучение им тактики германских «соседей». Комдив был арестован, а Власова назначили на его место. Вскоре он пригласил в свою дивизию наркома обороны маршала Тимошенко на смотр и учения. Маршал в своём приказе отметил, что дивизия - отличная, но «забыл» про обучавшего её прежде командира... Зато Власову вместе со званием генерал-майора был вручен и орден Боевого Красного Знамени. Начальник Генштаба К.А. Мерецков вызвал Власова с докладом об опыте и вскоре тот был назначен командиром 4-го мотомехкорпуса, только что вооруженного новыми танками.

Это произошло в самом начале войны. Власов даже не успел развернуть корпус. Колонна, растянувшаяся под Львовом на 15 километров, была перехвачена немцами. Власов приказал свернуть с шоссе и утопил технику в болоте. Правда, бойцов своих он из окружения вывел, за что получил благодарность и вновь был представлен к повышению. Сталин назначил его командующим 37-й армией, занявшей Киевский укрепрайон.

Власов заявил, что сможет отстоять Киев. Он удерживал укрепрайон до тех пор, пока немцы не обошли его, оставив в тылу. И доныне не ясно, каким образом он, по его же словам, больной, был вынесен из окружения солдатами на шинели. Это 500-то километров, до Курска! Затем Власов был назначен командующим 20-й армией. «Под Солнечногорском я блестяще выполнил его приказ, оправдал его доверие», - писал потом Власов.

«Товарищ Сталин вновь оказал мне своё доверие...» - говорил он уже на Волховском фронте. Почему же на этот раз Власов не смог оправдать доверие самого Сталина верностью и преданностью служения?

В июне, когда Мерецков уже не смог спасти из «котла» окруженную 2-ю Ударную армию, а вывел на Волхов лишь ее небольшую часть, Власов понял, что он остаётся «козлом отпущения», и, прослышав о шифровке Мерецкова о его аресте, скрылся со своей докторшей Дуней в «ничейных» лесах и болотах...

В бору под деревней Шелковка, где горбились штабные блиндажи и землянки, ещё залитые весенней водой, я навестил в избе члена Военного Совета И.В. Зуева. Он рекомендовал Власова на должность командарма, и теперь на него свалилась вся тяжесть ответственности за пропавшего генерала, за армию, ее выход из «котла».

В генеральской избе я нашёл свою «зачитанную» Власовым работу «Грозный и Курбский» (до войны я занимался историей, был аспирантом Ленинградского университета) с множеством его замечаний, из которых понял, что первого он ненавидел за опричнину, а перед вторым преклонялся как перед историком.

Такие же заметки оказались и в старинном издании «Сказаний» князя Курбского с предисловием издателя - историка Устрялова из Казанского университета. Судя по комментариям на полях, Власов искал в древнем прошлом аналогии с современностью и со своей судьбой, прозрачно намекая, что быть может, и ему, подобно князю Курбскому, придётся искать убежища от преследований Востока на Западе...

А Власов укрылся в сторожке у Прохора - волховского старожила, бывшего ямщика, который знал и помнил отца Власова по Нижегородской ярмарке, где он запил и исповедовался перед божницей с лампадой.

Прохор, воевавший потом в партизанском отряде, рассказывал мне, что Власов потребовал у него «старую одёжу», переоделся.

«Енерал», как называл его Прохор, что-то шептал, словно звал кого-то из тех призраков, что таились за темными ликами икон, чуть озарённых лампадой.

Той же ночью, дождавшись в сторожке свою «докторшу» и телохранителя с лошадьми, в отсутствие Прохора, Власов с попутчиками верхами выехали на глухую лесную тропу, и больше на этой стороне их не видели.

В блужданиях по «ничейным» лесам и болотам прошло у Власова с его «докторшей» Дуней три недели. Его искали и наши разведчики, и немецкие.

На беглецов вышли партизаны и предложили бродягам следовать на лесную базу. (Об этом мне рассказал тот же Прохор.) Те отвечали, что от голода и сырости заболели водянкой и не в силах идти дальше. Партизаны смастерили из жердей носилки. Но Власов и его Дуня оказались такими тяжелыми, что их вынуждены были оставить в сарае под надзором охранника, пообещав вернуться с подмогой и лошадьми. Когда же через день партизаны вернулись, ни Власова, ни «докторши» в сарае не оказалось, а охранник лежал убитым у дверей...

Власова случайно «нашел» староста русской староверческой деревушки. Он задержал высокого человека в очках и гимнастерке без знаков различия, в стоптанных сапогах, и его спутницу - они в деревне меняли ручные часы на продукты. Староста запер их в сарае и сообщил об этом немцам.

Власова со спутницей в тот же день - это было 12 июля - отправили к командующему 18-й немецкой армией генералу Линдеману.

Староста за проявленную им бдительность получил от немецких властей вознаграждение - корову, 10 пачек табаку, две бутылки тминной водки и почетную грамоту. Интересно, сообщили ли немцы Власову, как дешево оценили его предательство?

Их привезли на станцию Сиверская, в штаб генерала Линдемана, где Власов «получил комфорт». Дуня от удобств отказалась, осталась в заношенной телогрейке и сапогах - маленькая и неприкаянная. (Ее потом отправили в концлагерь).

...Власова искали после 12 июля, когда немцы сообщили по радио, что взяли в плен за Волховом крупного советского генерала. Имени его они не назвали.

14 июля командир партизанского отряда Ф. Сазанов радировал командованию фронта, что в его отряд попал начальник связи 2-й Ударной генерал-майор Афанасьев. Тот сообщил, что расстался с Власовым 11 июля у деревни Язвинки Оредежского района. Туда были посланы несколько групп партизан, сброшены с самолета разведчики под командой опытного следопыта Косицина. Увы, было уже поздно... Но слухам о том, что Власов уже у немцев, ещё не верили. Командование все еще пыталось найти его. 22 июля немцы по радио злорадствовали, что перехватили телеграмму из Ленинграда за подписью Жданова к Сазанову: «Что вы знаете о Власове? Что предприняли, чтоб найти его?»

На эти вопросы ответили, наконец, сами немцы, рассказав в очередной радиопередаче о том, как они взяли в плен Власова. Они уже знали, что их предложение о капитуляции было отвергнуто не Власовым, а Военным Советом армии. Власову грозил арест, и ему пришлось скрываться в лесу от своих же чекистов. Это он показал на допросах... (Как потом стало известно от особистов, адъютант Власова Ренк (оказавшийся бывшим лейтенантом германского генштаба) был послан им на самолете в начале марта на Волхов, на разведку, и пропадал где-то недели две. Он вернулся к Власову уже за Волховом, доложил, что был сбит, побывал в плену у своего бывшего генерала Линдемана и был отпущен им к Власову с предложением о капитуляции 2-й Ударной... Это стало известно и «наверху», но покровители не дали особистам обвинить Ренка в шпионаже, а Власова - в попустительстве, если не хуже).

...Линдеман, не доверяя Власову, отправил его на проверку в берлинскую тюрьму Шпандау, где тот в доказательство своей преданности немцам и готовности служить написал на 12 страницах рекомендации - как воевать с русскими до победы.

Так состоялось его предательство. Потом были листовки о том, что Красная Армия, дескать, выдохлась, а советский народ уже не верит сталинскому режиму и жаждет перемирия с Германией.

Этим Власов немцев «купил», ему поверили, «отпустили» в Россию, в оккупированные ими области, где он сформировал так называемый Смоленский (пропагандистский) антисоветский комитет, а потом - по заданию Гиммлера - начал формировать из враждебно настроенных отщепенцев-военнопленных эсэсовские батальоны для борьбы с партизанами.

Гитлер так и не поверил Власову, не принял его, якобы сказав: «Предал Сталина - предаст и меня». Зато Гиммлер благодаря своему офицеру, брату Адели - вдовы штурмбанфюрера, немки, на которой женился Власов, - поверил, тем более что за него поручился и эсэсовский писатель Э. Двингер, впоследствии написавший о нем роман «Генерал Власов. Трагедия Востока». Он уверял, что роман написан им со слов и по документам его героя Власова. Двингер пытался оправдать предателя тем, что тот взял под свою защиту и спасение в Русской освободительной армии (РОА) военнопленных, от которых, как от «предателей, отказался Сталин».

Кроме РОА, состоявшей из двух дивизий и множества от дельных батальонов, Власов из таких же, как он, предателей сформировал «комитет освобождения народов России». Комитет в ноябре 1944 года в Праге принял декларацию из 14 пунктов, продиктованных еще эсерами в февральской революции и нацеленный против большевиков и капиталистов!..

Таковы мотивы, подспудные и явные, которые привели к чёрному предательству «енерала» Власова. «Бывший генерал Власов оказался немецким шпионом и холуем», - сообщило о нем ГлавПУ РККА 4 июля 1943 года...

И вот пришла расплата.

При первом же столкновении с советскими войсками в Польше власовцы с большими потерями отступили. Это была первая и последняя попытка гитлеровцев использовать власовцев против Красной Армии. Клятвы и воинственные заявления изменников кончились их постыдным бегством от советских войск, начавших 16 апреля 1945 года решающее наступление.

Власовцы подались в Прагу, поближе к американцам - в надежде на покровительство. И вдруг узнали, что не американцы, а советские войска спешат на выручку Праге.

Они заметались, подняли восстание, перебили немецких советников и вынудили Власова послать радиограмму советскому командованию: «Могу ударить в тыл пражской группировке немцев. Условие - прощение мне и моим людям». Не получив ответа, Власов такую же радиограмму послал союзникам. Командующий американской армией ответил согласием, обещая принять власовцев за демаркационной линией.

Но власовцев настигла танковая бригада полковника Мищенко! На лесную дорогу к танковой колонне выходили люди в немецкой форме с эмблемой РОА, выкрикивали по-русски: «Земляки, как бы нам сдаться?»

В одной из машин, где сидели две перепуганные женщины, между сиденьями обнаружили толстый рулон ковра - из него торчали сапоги! Комбат Якушев дёрнул ковёр на себя, и оттуда вывалился помятый генерал в немецкой форме, в очках - Власов...

Мне, как бывшему биографу Власова, разрешили присутствовать при его допросах в Москве, разговаривал я с ним и на Лубянке.

Сокамерники завистливо удивлялись - как это удалось ему выпросить двойную норму питания.

- Мне голодно, я большой человек, - жаловался он надзирателям.

- Не большой, а прожорливый, - отмахивались они. Их начальник распорядился выдавать двойную пайку - «чтоб не скулил перед судом».

Однажды Власов спросил у меня: «Слушайте, какой это приказ Сталина был, что будто бы меня и после войны обязательно найдут и казнят? Вы читали такой?»

«Не читал, - отвечал ему, - но слышал».

- Да ведь меня теперь весь мир знает! - восклицал Власов.

Возмездие привело его в камеру смертников, а он на что-то еще надеялся!

- А ведь, возможно, меня и не расстреляют. Дадут этак лет двадцать пять - и порядок. Я же спас сотни тысяч русских военнопленных!

Ему напоминали о предательстве. Он возражал:

Не то говорите, не то... В политике преступление - ерунда. Важны результаты. Мой результат - спасение военнопленных от голода и унижения. Так что вспомнят и эту мою заслугу.

Возвращаясь с допросов, Власов злобно ругал своего следователя, которому сам же давал подробные показания, но не доверял его записям и придирчиво вчитывался в протокол, прежде чем подписать. Однажды вернулся возбуждённый и даже довольный.

Нынче мне повезло,- сказал, подмигнув из-под окуляров. Оказывается, его привели к начальнику следственного управления. У входа, на столике - большая пепельница с горкой окурков.

Я их - цоп и за пазуху, - похвалился «освободитель России». Он рассортировал «бычки» по степени их пригодности и сказал: «Живём!».

...2 августа 1946 года «Правда» сообщила, что Власова и других предателей приговорили к смертной казни.